Алёна идёт к колдуну по лесной заре:
"Вот я, — говорит, — чародей, не хочу стареть,
чтоб волосы стали белёсыми — не хочу.
Найди мне чудесное чудо, лешак-молчун,
чтоб кожа моя золотая была гладка,
весной родила бы сынка, и ещё сынка.
И пела б я им колыбельные про беду,
поскольку беды они, заиньки, не найдут,
поскольку, как в сказке, беду отведу, грозу,
а если найдут — она будет с молочный зуб".
Сидит маг-отшельник у тлеющего костра, смеется:
"Не парься, сестра, ты уже стара.
Душа твоя бабья изношена, как башмак.
Тебе же ведь что ни Иванушка — то дурак.
Ну станешь желанной, красивой да молодой,
а кто обещал, что ты справишься с той бедой?
Не будет морщин на высоком твоём челе,
не будет колоть за ребром и ломить колен,
и тело твоё будет гибкое, словно прут,
но все, кого холишь, лелеешь, потом умрут.
Не станут живыми засушенные цветы,
не выжать из горя ни капли святой воды.
И все, что ты сможешь увидеть — гробы, гробы.
Подумай, Алёна, ты хочешь такой судьбы?"
Алёна гневится, серпом выгибая бровь:
"Да мне же ведь что ни козлинушка — то любовь.
А может, мой суженый ходит пешком под стол.
Отдай мне четыреста лет или жалких сто,
а я разберусь, как мне правильно их прожить".
Колдун забирает два локона цвета ржи,
чаинки родимых отметин, чешуйки дум
и шёпот, катаемый, как леденец, во рту.
Бросает добро в котелок, и котёл кровит.
Бросает слова на пороге: "Иди, живи,
ты больше не станешь, Алена, болеть-стареть".
Ликует от радости вечность, танцует смерть.
Идёт Лизавета к горе и несёт себя,
и юбка до пят, и на шее пылает бязь.
Колдунья Алёна на Лысой живёт горе.
"Вот я, — говорит ей Лизок, - не хочу стареть".
Резная Свирель
